И тут внезапно — будто занавес упал — огонь исчез из круга. Вместо этого красный вихрь стал спиралью раскручиваться снаружи, двигаясь со скоростью лесного пожара и сметая все на своем пути.

Ближайший аркай съежился и скрутился, подобно спичке попавшей на раскаленный кусок угля. Его сородичи, тесным строем поднимавшиеся по дереву, в ужасе молотили конечностями или пытались спрыгнуть, но все напрасно. Красное пламя пожирало их так же безжалостно, как свеча опаляет зазевавшегося мотылька.

В крепости слышны были ужасные человеческие крики — магический свет затягивал и истреблял не только аркаев.

Странное дело: стволы деревьев остались нетронутыми, но все букашки-таракашки, жившие в его трещинах, погибли так же как и их более крупные соседи по острову. Магическое заклинание Медера воздействовало только на живые организмы, но зато — на все живые организмы.

Все они оказались истреблены. За исключением четырех человек, укрывшихся внутри круга на овальной платформе.

Красный свет продолжал изливаться подобно кипящей лаве. Он миновал внешние городские стены и, не встречая остановок, двигался дальше. Несмотря на туман, Шарина могла проследить за ходом медеровского заклятия — будто в рубиновом зеркале.

Все жители покрытой лесом Тегмы оказались мертвы. Все до единого.

Постепенно красное свечение начало меркнуть и вскоре вовсе исчезло. Но в памяти Шарины оно осталось навсегда: стоило ей зарыть глаза, и девушка видела его смертоносное шествие. Солнце клонилось к закату.

На Тегме было тихо, как в склепе.

Медер без сил лежал поверх трупа принесенной в жертву саламандры. Лицо его цветом напоминало слоновую кость, но слой пыли на камне разлетался от слабого дыхания колдуна.

Прокуратор машинально терла свои тонкие окровавленные руки, будто омывая их. На лице ее не отражалось ни единой мысли, но губы двигались в беззвучной мольбе. Возможно, она молилась богам, в которых давно уже не верила.

Девушка снова посмотрела на лежавшего колдуна. Одна часть ее сознания порывалась выпрыгнуть из круга и дальше — за парапет платформы, чтобы найти верную гибель на камнях крепостного двора. Но другая — жаждала сначала со всего размаха опустить топор на голову Медера, а затем уж искать забвение в смерти.

В этот ужасный момент лицо отшельника оставалось абсолютно бесстрастным. Он молча вытер лезвие ножа о край своей черной туники и спрятал его в ножнах.

— Теперь мы сможем спокойно закончить наш челнок, — сказал он. — Никто не помешает нам взять все необходимое на триреме.

5

Постоялый двор под названием Галечный Брод, что на реке Строма, располагался в восемнадцати милях от предместий Каркозы — фактически два дня пути для неторопливой компании овец и их погонщиков. Вот здесь-то и расположился на ночлег караван Бенлоу. Гаррик спал в общем зале вместе с другими мужчинами: здесь были охранники купца, возчики, совершающие обычный торговый рейс в столицу, а также просто парни, скитающиеся в поисках счастья.

Чем ближе к столице, тем оживленнее дороги. И тем выше прибыли у держателей постоялых дворов. Скажем, здешний хозяин загребал столько денег, что бедняге Райзу и не снилось. Это при том, что отец Гаррика никогда не позволил бы себе держать такой грязный тростник на полу своей гостиницы.

Пока реальный Гаррик сопел на соломенном тюфяке, Гаррик во сне наблюдал за королем Карусом, карабкавшимся по крутому откосу. Стоял прекрасный весенний день, яркое солнце освещало стены Ладерского Замка, высившегося на вершине холма. Карус был не один — еще пятьдесят человек преодолевало подъем за его спиной. Нелегкое дело: приходилось висеть почти на отвесной стене. Найдя опору для ног и одной руки, можно было осторожно, со скоростью змеи, подкрадывающейся к мыши-полевке, протянуть другую руку в надежде найти новый выступающий камень.

— Мы вынуждены были идти без доспехов и даже шлемов, — раздался голос Каруса. Теперь он стоял рядом с Гарриком, перегнувшись через балюстраду и наблюдая за своим двойником на склоне. Юноша не знал, что это за место: его очертания оставались неясными, расплываясь на границе видимости. Но он понимал, что здесь совместились два разных временных, а может быть, и пространственных плана. В одном находились крутой холм, замок и отчаянный подъем к его стенам, а в другом стоял он с королем Карусом, который как раз объяснял: — Если б хоть кто-нибудь догадался взглянуть вниз, нам пришел бы конец. Достаточно было бы сбросить сверху пригоршню гравия, и нас бы просто стерло с лица земли.

Он беззаботно рассмеялся.

— А ведь мне тогда было немногим больше, чем тебе сейчас парень, — сказал он. — Я только начал свое восхождение к трону и еще понятия не имел обо всех опасностях предстоящего мне пути. Но все же я оказался прав: это необходимо было сделать, иначе королевство рухнуло бы прямо тогда… Так же оно продержалось еще двадцать лет, до того злополучного дня, когда мы выступили на Йоль…

Веселость исчезла из голоса короля, но она уступила место не печали, а стальной ярости.

В море, западнее замка на холме, стоял флот из сотни боевых галер, нацелившись на порт Ладеру. Весла работали лениво — лишь бы удерживать местоположение при начавшемся отливе. Тяжелые бронзовые тараны покачивались на носах судов — вверх-вниз, в такт с набегающими волнами. Солдаты на палубе возились с катапультами, приводя их в боевую готовность.

— Вы сняли доспехи из-за веса? — спросил Гаррик во сне. Ему не раз приходилось карабкаться на скалистые берега родной Барки. С двенадцати лет он ежегодно в сезон гнездования птиц отправлялся на северный пляж и оттуда совершал подъем, а затем и спуск с корзиной, полной яиц чаек, зажатой в зубах. И сейчас, глядя на отчаянное предприятие юного Каруса, Гаррик ощутил привычную боль в кончиках пальцев. Ну что ж, по крайней мере они избавлены от соленых брызг, которыми море щедро окатывает их товарищей, оставшихся в лодке у подножия склона.

— Из-за шума, — ответил зрелый король рядом с ним. Тон его снова стал веселым и беззаботным. — Один удар стали о камень — и Ладерский граф Ринт стал бы Повелителем Островов… По крайней мере, пока ему не перерезал бы глотку очередной из пятидесяти узурпаторов.

На укрепленных стенах замка было полно людей, даже в южной части, но все они смотрели на море, где стоял вражеский флот. А тем временем король Карус, незамеченный никем, лез в гору. Его темные волосы были схвачены золотой лентой, длинный меч в ножнах до поры до времени передвинут за спину.

С крепостной стены произвела залп катапульта, и каменные ядра плюхнулись в радужную воду поблизости от корабля, судя по золоченой корме — головного флагмана. Фонтан взметнулся выше мачты парусника.

— Разве не было бы безопаснее атаковать ночью? — спросил Гаррик. Юный Карус почти уже достиг своей цели — его фигура темнела в нескольких футах от основания башни, на которой находилось двое ладерских охранников. Оба они стояли на противоположной стороне площадки и, вытянув шею, наблюдали за вражеским флотом.

Пожилой король покачал головой.

— Нет, это должно было происходить именно днем, чтобы корабли приковали внимание защитников крепости, — пояснил он. — Никому и в голову не пришло, что накануне я высадился с пятью десятками солдат и всю ночь карабкался среди колючего кустарника, подбираясь к замку с тыла.

Тем временем молодой Карус закончил свой подъем. Одним прыжком, которому позавидовал бы и акробат, он перемахнул через ограждение крепости. Стражники оглянулись на шум, но было поздно. Длинный меч в руке короля разил налево и направо, подобно вездесущей молнии. За ним появились и остальные нападающие, они перебили горстку ладерских защитников, прежде чем те смогли поднять тревогу.

— А с твоей помощью, парень, — снова заговорил Карус рядом с Гарриком (насмешка играла в его голосе, подобно солнечному свету на лезвии меча), — я разберусь с этим мерзавцем — герцогом Йольским.

— Но он мертв, господин, — возразил юноша. — Вот уже тысячу лет, как мертв!